Облитые супом шедевры

Леонардо да Винчи любил удивлять и даже шокировать своих современников, он всегда делал то, что казалось невозможным, что до него не делал никто. Для Леонардо живопись была способом познания себя и окружающего мира. Но также и провокацией, удивляющей и шокирующей. Потому что удивление и шок всегда остаются в сознании человека, заставляют его задуматься. Джорджо Вазари в своем жизнеописании великих художников рассказывает, как однажды Леонардо пригласил людей в свою мастерскую и показал им что-то маленькое, помещающееся на ладони — это были промытые бараньи кишки. Потом начинал надувать их мехами, и они раздувались как большой воздушный шар, занимая все пространство комнаты. Люди теснились, им не было места в комнате, а Леонардо да Винчи говорил: “Все, что вам кажется маленьким, может на самом деле быть огромным, просто вы это не сразу понимаете”. Но как явление современного искусства, акционизм начинается в 60-70-е годы ХХ века. Сегодня история акционизма — уже почти классика.

Для начала давайте разберемся с разными формами акционизма. Перформанс — это действие, которое имеет сценарий. Когда художник устраивает перформанс, он примерно понимает, какая будет реакция зрителей и к чему это приведет. Акции — действие без сценария, импровизация, когда есть только идея, но художник не знает, чем все закончится. Хэппенинги — это абсурдные действия, к которым художник привлекает зрителей, и они вместе делают что-то совершенно бессмысленное (например, все вместе облизывают кузов грузовика). Это все — эстетика абсурда, контркультура, антикультура, начало которой можно обнаружить в творчестве дадаистов в начале ХХ века. А первый акционист Казахстана — художник Сергей Калмыков. Его внешний вид, весь его облик, провокационное поведение всегда раздражали современников, потому что он все делал вопреки привычному образу жизни. И этим привлекал к себе внимание. Например, одевался не так, как все, в самодельную одежду, которую сам себе шил из мешковины, сам раскрашивал, называя свои наряды "фраками", "плащами", "шляпами". Понятно, что в пуританском советском обществе все это выглядело дико и его воспринимали как инопланетянина, но он этого и добивался. Очень ярко это описал в своей книге "Хранитель древностей" Юрий Домбровский, который был лично знаком с Калмыковым. "Смотрит Бог утром на Землю, ползет по Земле серая масса. Вдруг, раз — яркая вспышка! Это я вышел на улицу!" — слова Сергея Калмыкова, которые цитирует Домбровский.

Нужно также напомнить, что эпоха постмодерна все смешала, в ней абсолютно нет границ между искусством и не искусством, видами и жанрами, нет понятия чего-то культурно недопустимого. Мы живем в эпоху, когда все слова уже сказаны, и все табу нарушены. И поэтому постмодерн — это понятие, которое относится не только к искусству, но и к политике, науке, социуму, мышлению. Вообще, наше восприятие мира — это восприятие в дискурсе постмодерна. А это означает отсутствие детерминированности, нормативности, потому что первая половина ХХ века, на которую пришлось искусство авангарда, проходила под знаком протеста. Протест авангардный — это протест против норм и правил, эстетики "старого искусства". И успешные действия авангардистов привели к тому, что все табу нарушены, все правила отменены, и больше ничего нет. Ницше обозначал это как "смерть Бога". Ранее Бог воспринимался как императив духовности и нравственности, как некая система правил, а раз их больше нет, значит, нет и Бога. Но оказалось, что если нет Бога, то нет и человека.

Что касается Pussy Riot, которых часто упоминают в связи с акционизмом, то к ним у меня отношение неоднозначное — я не считаю их художниками, а их выступления воспринимаю скорее как политические действия, чем акты искусства. И я точно знаю: когда уйдет политический контекст, их акции не останутся в истории. Уже сейчас художники-акционисты, которые работали в 90-е годы в протестном политическом контексте, нам абсолютно непонятны. Мы живем в другое время, и для нас уже неактуален тот контекст. Для меня искусство — все-таки то, где есть скрытый смысл, который предполагает вечное, а не сиюминутное. Вот пройдут века, а произведение искусства сохранит в себе что-то важное для людей, живущих совсем в другом времени. С этой точки зрения Pussy Riot — это одномоментный, плоский, одномерный акционизм.

Разберем акцию в Храме Христа Спасителя, которую они назвали "антимолебном": девушки собрали важные на тот момент триггеры, чтобы громко прозвучать. Но, конечно, при этом никаких смысловых и эстетических задач в плоскости искусства не стояло. Задача была чисто протестная, политическая. Конечно, я считаю, что приговор, который им назначили, — чрезмерный, их поступок — это все-таки не преступление, а просто глупость.

А вот что касается нашествия якобы экологических активистов на музеи и картины лучших художников — Клода Моне, Винсента Ван Гога, Густава Климта — это просто чистое варварство. Я вижу в этом желание посредственности стать знаменитой любым способом, даже если нет потенциала, но тем не менее: я хочу. Мне кажется, это дискредитация и экологической идеи, которая важна, но такие акции — недопустимы с любой стороны.

Вспомните Герострата, который не мог стать знаменитым, хотя очень хотел. И он сжег храм Артемиды — с тех пор мы запомнили его имя, хотя он ничего не сделал, ничего не сотворил. Дальше искусствоведы стали гораздо мудрее и не запоминают имена разрушителей. Например, в истории не осталось имени художника, который по приказу папы Климента IV "одел" апостолов Сикстинской капеллы на фреске "Страшный суд". По замыслу Микеланджело все фигуры там (кроме Марии) были обнажены. Нужно объяснить, что апостолы были без одежд, потому что Микеланджело, как скульптор, мыслит образы через движение человеческой фигуры. Но Климент IV пришел в ужас от такого количества наготы, да и вообще — от того распада мира, который обнаружил на фреске Микеланджело. Папа Римский приказал все немедленно закрасить или хотя бы одеть апостолов. Микеланджело ответил так: “Вы наведите порядок в мире, а на фреске я за неделю справлюсь”. Он очень четко показал, что искусство — всегда отражение времени. Какое время, такое и искусство. Но Климент IV не сдался и отдал распоряжение одному художнику одеть на огромной фреске Микеланджело в 600 квадратных метров. А дальше Климент IV умер, его приказ не был исполнен до конца, но имя художника, который одевал апостолов, никто нигде не упоминает. Называют его чаще всего "исподник" — тот, кто пишет исподнее белье.

И я считаю правильным, что в новостях не называют имена акционистов, приклеившихся к разным картинам или поливающих их супом. Да, они свободно совершают любой радикальный поступок, но и мы тоже свободны радикально на него реагировать. И да, моя реакция на них радикальна: для меня это чистое варварство людей, которые являются творчески несостоятельными, не способными ничего сделать. И они не могут придумать ничего нового своего интересного, заслуживающего внимания, работают только с разрушением уже известного. Это в принципе неприемлемый способ взаимодействия с миром. А тем более — в мире искусства!

Но чтобы вы лучше поняли, что значит интересный акционизм, я расскажу вам о тех перформансах, которые впечатлили лично меня. В 2014 году в Санкт-Петербурге проходил фестиваль "Манифеста", одно из лучших знаковых событий современного искусства, его готовит, продумывает концепцию, отбирает авторов очень профессиональная команда. "Манифеста" проходила не только на улицах и площадках города, но и в Государственном Эрмитаже. Было удивительно, насколько Михаил Пиотровский оказался креативным и свободным человеком. Он — директор самого академического, самого успешного, самого известного музея России, в котором собраны прекрасные образцы западноевропейского искусства старых мастеров. И вдруг в пространстве и в экспозиции этого музея расположились странные (иногда и шокирующие) инсталляции современных художников. Это был очень волнующий и резкий контраст — но оказалось, что классические и современные художники взаимно друг друга усиливают. Например, в зале Рубенса бельгийский художник Ян Фабр продолжил полотна Рубенса за пределами рамы настоящими чучелами животных, которые изображались в фонах его картин. И это было очень интересно и неожиданно — настолько, что я начала смотреть на Рубенса с совершенно иной точки зрения. На том же фестивале меня впечатлил перформанс художницы Елены Ковылиной под названием Egalite ("Равенство" на русском). Перформанс проходил на Дворцовой площади перед Эрмитажем — все участники несли в руках табуретки. Люди были разного роста и возраста, они выстроились по одной линии и встали каждый на свою табуретку. Оказалось, что табуретки устроены таким образом, чтобы все участники стали одинакового роста. В этом перформансе заключен большой смысл — в том числе про то, что мы все разные, но, если каждому из нас дать нужную стартовую площадку и опору, мы все будем одинаково прекрасны, сильны и высоки.

И еще один отличный пример запоминающегося видеоарта — "Плот" Билла Виолы — видеоверсия картины классика французского романтизма Теодора Жерико "Плот "Медузы"". В этом видео выстраиваются люди, крупным планом, фронтально. Люди разных возрастов и национальностей, красиво, строго, стильно одетые (участники этого перформанса — олимпийские спортсмены из разных стран). Они выстраиваются как будто для коллективного фото. Но вдруг неожиданно для них их сбивает с ног мощный поток воды — как будто из брандспойта. Все падают и начинают подниматься, стараются найти равновесие, устоять. Но ничего не получается, до тех пор, пока они не начинают помогать друг другу, поддерживать друг друга. И вот тогда они снова выстраиваются во весь рост. И теперь уже ничто не может их сбить с ног.

Еще один отличный запоминающийся перформанс принадлежит Молдагулу Нарымбетову — нашему легендарному художнику. К сожалению, он уже ушел из жизни, но когда-то с него началась арт-группа "Кызыл трактор", и он там был ведущим художником. Молдагул Нарымбетов в своем творчестве много размышлял о шаманизме и тенгрианстве, но воспринимал их не как нечто ушедшее и прошлое, а как абсолютно современный, неистребимый дух номада. Так вот, в галерее "Тенгри-Умай" на фестивале искусств художник устроил перформанс "Восток-Запад". Молдагул Нарымбетов превратил рояль (символ западноевропейской культуры) в бубен (традиционный атрибут шамана). Он разобрал рояль, оставил только остов. Обтянул его кожей — получился бубен. Зрителям давали в руки барабанные палочки, чтобы бить в бубен и даже танцевать на нем сверху. Это очень интересно: рояль — воплощенный символ западной культуры, а бубен — про тенгрианство, шаманизм, даже не столько про Восток, сколько про Азию. Этот перформанс не требовал никакого дополнительного разъяснительного текста, зрителю сразу было все понятно.

Конечно, классикой в искусстве перформансов можно считать творчество Марины Абрамович. Мне кажется, что это вершина, потому что она — настоящий большой художник. Например, на одной из Венецианских биеннале у нее был перформанс "Балканское барокко" — трое суток Марина Абрамович находилась в помещении, где лежала куча костей, и она перемывала эти кости. У славянских народов был обычай: если дух умершего человека не успокаивается, то нужно его откопать, перемыть кости и закопать обратно. Это как раз про недавнюю войну на Балканах, про распад Югославии, откуда родом Марина Абрамович, и вообще про войну как про трагическое событие. Только "Балканское барокко" — не прямое высказывание, как у тех же Pussy Riot, у Марины Абрамович получилось именно искусство. Художник всегда преображает реальность в образах, говорим ли мы про живопись или графику — неважно, все равно художник работает с образами. Поэтому и перформансы тоже — всегда создание образа. У Марины Абрамович это получается очень ярко и выразительно.

Еще один ее известный перформанс назывался "Ритм 0″ — мне кажется, Ларс фон Триер создал фильм "Догвилль" после рефлексии, вызванной перформансом Абрамович. На перформансе художница находилась в галерее топлес, а на столе рядом были разложены 72 самых разных предмета, и зрители могли любой из них использовать по отношению к художнице. Она была беззащитная, уязвимая, молчаливая, не откликалась ни на что, просто стояла и не реагировала — как будто она скульптура. И зрители сначала украшали Марину Абрамович цветами, но потом все больше совершали чего-то насильственного и запрещенного (порезали кожу ножом, поцарапали ее шипами роз).

Галерист остановил перформанс, потому что один из посетителей просто приставил пистолет к голове художницы и неизвестно было, что он дальше сделает. Марина Абрамович размышляла о том же, что и фильм фон Триера — человек, который не откликается, не дает сдачи, не реагирует на зло, только его культивирует. Помните, в "Догвилле" главная героиня в исполнении Николь Кидман, попав при сложных обстоятельствах в маленький провинциальный городок, не откликалась на грубость и насилие? И постепенно все обитатели этого городка (заурядные обыватели, провинциалы), которые изначально не были злодеями, благодаря такому "несопротивлению" стали садистами и убийцами. Они все время пробовали над ней новое насилие, девушка не откликалась, и они становились все большими монстрами.

Я думаю, что Марина Абрамович и Ларс фон Триер размышляли о демонах, которые живут внутри человека (его собственные страхи, зависть, агрессия и так далее), и о природе этих демонов. Вообще, Марина Абрамович все время устраивает такие шокирующие эксперименты, и ее перформансы потому и самые интересные, потому что всегда вызывают рефлексию, а это и есть самое главное в искусстве. А Pussy Riot — это прямолинейная декларация, это плакат. Такое может быть интересно в политике, но в искусстве этого мало и недостаточно.